Книга Тень за спиной - Тана Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маккэнн тихо, сквозь зубы, прямо в лицо, процедил:
– Отъебись, сука. Это было для ее же пользы. Знаешь, что ее муженек о ней говорил? Чем оправдывался? Что он задыхался с ней целых десять лет. Что он с ума сходил, и еще несколько месяцев, проведенных в том доме, довели бы его до психушки. Думаешь, это я должен был ей сказать? Чтобы она страдала до конца дней? Она была не из тех, кто может отмахнуться и продолжать себе жить. Не я ее сломил. Мои действия позволили ей сохранить хоть каплю самоуважения, запомнить свою семейную жизнь так, как ей хотелось. Я дал ей шанс.
– Вот только в комплекте еще шла Ашлин. Ты ни разу не дал себе труда подумать о ней, правда? Ты перешагнул и через ее жизнь. Каждый ее день – твоих рук дело, и это были очень плохие дни. А потом она выросла, начала искать ответы и когда узнала, кто скрыл от нее правду, было слишком поздно.
У Маккэнна приоткрылся рот. Я буквально увидела ярчайшую вспышку в его мозгу, услышала оглушительный грохот – и вот уже мозг мечется, искрит, осыпается осколками, пытаясь найти укрытие, спрятаться, забиться в угол.
– Позволь мне рассказать тебе, какое же решение приняла Ашлин в тот вечер, когда ты поведал ей эту историю. Она решила, что теперь ее очередь превратить твою жизнь в кошмар, который она для тебя выберет. Вот поэтому вы и кувыркались в постели, Маккэнн. А не потому что твой хер ей понадобился. Потому что Ашлин понимала, что тобой удобней вертеть, если ты у нее между ног. И она не промахнулась. Она почти добилась своего, правда? Когда ты собирался пойти к своей миссус и сообщить ей, что все кончено? На следующей неделе, а может, прямо сегодня?
Из рта у него вырвался лишь хрип.
Я придвинулась еще ближе и сказала мягко, артикулируя каждое слово:
– Все это было ложью. Всякий раз, когда Ашлин целовала тебя, всякий раз, когда ложилась с тобой в постель, всякий раз, когда говорила, что любит тебя, она едва сдерживала рвотный позыв. Она заставила себя пройти через все это, чтобы воздать тебе по заслугам.
Маккэнн принялся раскачиваться на стуле, голова его поникла, плечи обвисли, он напоминал истекающее кровью животное, пытающееся удержаться на ногах.
– Теперь ты понимаешь, зачем ей понадобились эти фотографии?
Он дышал так, будто эта миленькая комната в пастельных тонах превратилась в больничную палату.
– Ты был прав. Она собиралась отнести их твоей жене, если бы не удалось заставить тебя уйти от нее по своей воле. Так или иначе, Ашлин намеревалась разрушить твой брак. А потом приняла бы тебя с распростертыми объятиями, сказала бы, что жена тебя не заслуживала и что тебе лучше с той, кто умеет тебя ценить. А позже, когда все успокоилось бы, развод остался позади, дети возненавидели тебя, а твоя миссус прокляла тебя навеки, вот тогда Ашлин собиралась вышвырнуть тебя в тот бардак, который отныне назывался бы твоей новой жизнью.
Только болезненное дыхание. Вот и все. От Маккэнна не осталось ничего. Мы с Ашлин выиграли эту партию. Если он даже заговорит, то голос будет раздаваться из той кипящей бездны, в которую мы его ввергли.
Стив спокойно спросил:
– Ты любил ее, правда?
Маккэнн поднял голову. Пустой взгляд слепца метался по нашим лицам. Он открыл рот, глотнул воздуха и долго-долго не выпускал. Потом произнес:
– Без комментариев.
– Расскажи, приятель. Что она тебе сказала? Чтобы ты уходил и никогда больше не возвращался? Она посмеялась над тобой, потому что ты возомнил, будто такая, как она, может влюбиться в тебя? Что?
– Без комментариев.
Он даже не пытался смотреть на нас. Уже нет. Белые глаза уставились в стену между нами. Все теперь было для него далеким лепетом. Я уже видела такой взгляд – у убийц и насильников. Взгляд, означающий, что они окончательно все поняли и перестали сопротивляться.
– Где ты был вечером в субботу? – спросил Стив.
– Без комментариев.
От щелчка дверного замка мы со Стивом дернулись. Маккэнн не пошевелился. В дверях стоял Бреслин, дождевые капли стекали с его пальто, он улыбался.
– Мак, тебя там обыскались.
Маккэнн поднял на него взгляд. Их глаза на секунду встретились, и мы со Стивом оказались вне игры.
– Иди, – сказал Бреслин. – Я присоединюсь через пару минут.
Маккэнн сустав за суставом поднял себя со стула и побрел к двери. Бреслин легонько потрепал его по плечу, когда тот проходил мимо. Маккэнн автоматически кивнул.
– Допрос прерван в пятнадцать двадцать четыре, – сказал Бреслин, подходя к камере. Он выключил ее, повернулся к кулеру и налил воды. – Так-так-так. Вы только посмотрите, кто снова стал лучшими друзьями. Мило.
– Хотелось бы знать, с чего ты взял, что мы не были ими все время?
– Ты простишь меня, если я скажу, что мне наплевать на ваши отношения? У вас только что хватило наглости обвинить моего напарника…
– Я решу, когда мы побеседуем об этом. Сейчас я хочу знать, кто из практикантов вчера утром настучал тебе, что мы с Мораном поругались.
– Райли, – сказал Стив. – Правда? Мы начали спорить, и он перестал печатать.
Я вспомнила эту внезапно наступившую тишину, эти умолкшие тупые удары, что долбили мою голову.
– Я же говорил, что Райли там самый умный, – сказал Бреслин. – Не то что я. Я просидел в этом «Топ Хаусе» двадцать минут, прежде чем до меня дошло. Молодец, Конвей. Ты прекрасно научилась изображать южнодублинских дурочек. – Он отсалютовал стаканом с водой. – Но мне повезло с пробками. Приехал как раз вовремя, чтобы понаблюдать лучшую часть представления.
Один из нас, наверное, удивленно моргнул, потому что он рассмеялся.
– А вы думали, что я прямо с дороги кинулся спасать Маккэнна из рук страшных разгневанных мстителей? Я был в наблюдательной комнате. Потому что знал, что Маккэнна спасать не надо, он ведь ничего не сделал, ну кроме того, что совал шланг куда не надо. А про это в уголовном кодексе ничего не написано. Я думаю, что мы можем сойтись на том, что он пережил несколько тяжелых дней, поэтому, увидев, что вы вот-вот оторвете ему голову, я решил, что самое время вмешаться.
Он подошел к столу, подхватил фото семейства Мюррей и внимательно вгляделся.
– Хм. Неудивительно, что он ее не узнал.
Потом кинул фотографию обратно на стол. Бросок был неточным, снимок упал на пол, но Бреслин не обратил на это внимания.
– Итак, в то время как я был убежден, что мы работаем вместе, в то время как я радовался, как прекрасно мы провели допрос Рори, ты, Конвей, думала о другом. Скажи, когда ты смотрела в зеркало этим утром, тебе ничего странным не показалось?
Бреслин в своей любимой роли. Непривычное и даже чуточку печальное чувство возникло от того, что не было во мне острого желания заехать ему в морду.